Загрузка... 
Я скептик по натуре. Но история, которую я хочу вам рассказать, меня зацепила. Имеется у меня тетка, ей уже полтинник стукнул. Дважды замужем — дважды разведенная.
Не везло ей на мужиков. Один пил, другой гулял. А потом как-то ей и не до них стало. Нужно было пятерых детей поднимать, которые оказались не нужны ни одному, ни другому.
Ну не суть. Прибежала она, значит, к матушке моей. Веселая такая, светится вся. Закрылись они на кухне и весь вечер прощебетали за бутылкой винца.
Понял я по разговорам, что хахаль появился. И не просто хахаль, а какая-то «первая любофф» нарисовалась. Тетка довольная где-то около месяца ходила, а потом пришла вся потухшая и говорит моей матушке: — Знаешь, Лен, он мне такое рассказал, что вот не понимаю, то ли он отделаться от меня так хочет, то ли шизофреник, то ли на самом деле это было. Интересно стало, решил послушать, что ж и в этот раз не так все сложилось.
Передаю их разговор почти без изменений: «Ну вот ты знаешь, по нему сразу видно было, что жизнь его побила, но чтоб такое… не знаю. Я знала еще тогда, что он как в Ленинград уехал — женился. Ты же помнишь, да? Я ж тогда месяца три проревела, а потом сдуру за Леньку вышла. Там и близнецы родились, там и Ленька пить начал…» — далее минут десять соплей о том, как «Ленька-козел» ей жизнь испортил. «И вот про Генку я и забыла.
Вообще ведь о нем ничего не слышала… Хотя нет. Слышала, что дети у него появились. А, ну и видела его пару раз, когда к матери приезжал.
И все… А тут иду мимо кофейни — он у окна сидит. Ну точно он, только постаревший. Ну, в общем-то, я тебе про это уже рассказывала.
Ну вот и заобщались с ним. Все вроде хорошо было, только грустный он постоянно был. О жизни своей не рассказывал. Ни о жене, ни о детях. Хотя мне и не очень-то надо это было, но все же интересно: чем жил, чем занимался, кем работал.
Сказал только, что он развелся. И никто с ним из детей общаться не хочет, да и он не хочет. Короче, чувствую я, что вот-вот уже разъяснения должны пойти о нашем дальнейшем общении.
Так и есть! Пригласил он меня к себе. Я вся такая красивая (вот дура-то!) к нему пришла. И ничего у него дома не изменилось… Ты же помнишь, где он жил?
Нет? Ну на Озерной… ну там, где садик, ну там еще дома частные, с белой крышей тот, что самый страшненький. И вот, значит, я уже расположилась так удобно на диванчике, ногу на ногу закинула… Так, Вадик (это она мне), заткни-ка уши, а лучше вообще выйди». Я сделал вид, что ретировался, а сам в коридоре сижу.
Не поймите меня неправильно. Просто, когда я понял, про какого она Генку говорит (а это был точно тот самый Генка, про которого я думал), уйти я уже не мог. «И, значится, на чем это я остановилась… а-а-а… и вот сижу я, а он ко мне спиной в компьютере там что-то ковыряется. Потом резко поворачивается, и смотрю я на него, а он плачет. Плачет, представляешь! Как дите малое!..
И говорит мне, мол, Жень, не прими за сумасшедшего — рассказать тебе кое-чего хочу. Ну я так растерялась немного. Мужику за пятьдесят, а он как ребенок ноет.
Ну, говорю, хорошо. Рассказывай. И он посадил меня перед компьютером и показал фотографии двух женщин и задает мне вопрос такой: а видела ли я его жену когда-нибудь? Я слегка опешила от такого. Я ж шла туда не о жене его поговорить, а о нас (дура я, конечно).
Говорю, видела… Ну тогда еще, помнишь, когда с Димой мы на остановке стояли — ругались по поводу квартиры, все к разводу уже шло. Пришлось же тогда мину счастливую на лице нарисовать, когда я Генку-то увидела с женой его. Идут такие — улыбаются. Жена в шубке норковой… Я ж тогда по этому поводу Димке мозг-то вынесла.
Он же вещи собрал и усе. Даже насчет квартиры не разбирался…» — далее еще минут на пять, какой Димка сволочь, всю жизнь гулял, и как она его любила. «Ну так вот. Говорю, что видела. Та, что справа, его жена.
Он переспросил, точно ли она. Говорю, точно. Родинка у нее на щеке приметная была. Это, пожалуй, единственное, что ее портило… Как он завыл, Ленка! Ты даже не представляешь!
Столько боли, столько горя! Я уже подумала бежать, но он как чувствовал — хвать меня за руку и посадил обратно на стул. Говорит, мол, извини.
Это от отчаяния. И начал рассказывать. Долго говорил. О жизни.
О семье. С самого начала мне все рассказал. Как познакомился, как женился.
Как любили они друг друга, как сгульнул от нее, что до развода чуть не дошло. О детях говорил — Петя и Лена. Как учились, чем болели.
Как Лену машина сбила. Как в больнице она долго лежала. О переживаниях своих рассказывал. Говорил, что в Германию возили.
Говорил он мне часа три. И не выпускал. Мне аж страшно стало. И жалко его, и страшно. Я уже не выдержала и спросила — зачем мне знать-то это все?
Выговориться, что ли, некому? А он замолчал на минуту, наверное, и почти шепотом сказал, что ему кажется, что он куда-то не туда попал. Я спросила, мол, куда — не туда? Он опять замолчал.
Надолго так. Я уж думала, он уснул. Только вот держит так цепко… А потом как давай опять выть… Ну точно выть, Лен! Как зверь побитый. Я дернулась было, а он опять — хвать меня и обратно на стул усадил.
Говорит, чтоб не боялась. Просто говорит, что точно свихнется, если не выговорится… И вот тут самое интересное. Говорит, как фирма его прогорела, пошел он в метро работать. То ли начальник смены, то ли караула. Ну, в общем, что-то там со сменой электриков связано.
Проработал там около пяти лет и вот в один прекрасный день его то ли на путях, то ли еще где-то в тоннелях током шибануло. Да так, говорит, что вырубился на пару часов. Встал, отряхнулся.
Осмотрел себя — все хорошо вроде. Пошел к себе в каморку, смотрит, а там уже смена другая. Ну он там сменщика своего старшого нашел и говорит, так и так, мол, током шибануло. Пару часов пролежал.
Начал там разборки устраивать, что это его не хватились. Хорошо, говорит, что не на самих путях был, а где-то в ответвлении… Ну или я, по крайней мере, так поняла. Точно уж не скажу.
А на него как на дурака смотрят и спрашивают, что он тут делает и кто он такой. Долгие разборки были. Его в ментовку упекли и пару дней там продержали.
Потом выпустили. А он говорит, мол, ничего не пойму. Состояние еще не ахти.
Что происходит и за что вот это со мной? Ребята так на работе пошутили или что? Как-то так. Пошел, говорит, на остановку. Телефон давно разрядился, думал, жена там люлей ему по самое не хочу уже приготовила.
Проходит мимо супермаркета и в отражении себя видит. И только тогда понял, что одежда-то не рабочая, да и вообще какая-то другая. Подстрижен не так.
Он говорит, что плюнул автобус ждать. На такси поехал. Подъехал к дому, давай расплачиваться, достает кошелек, а там денег немерено. Карточки какие-то.
Удивился, говорит, сильно. Подходит к дому, а там бабки на улице сидят. Он с ними здоровается. Говорит там, ну допустим, «здрасьте, Марьванна». Всех по имени назвал.
А они удивились очень и говорят, мол, милок, а ты кто такой вообще? Он говорит — как кто? Генка, сосед ваш, ну там с 45-й, пусть будет… не помню я номер, который он назвал. Они ему, мол, милок, ты о чем и откуда свалился? Там Танька живет с хахалем новым.
Он говорит, что у него вся жизнь ушла. Он сел с ними на лавку и говорит, что Танька жена его, фамилия Миронова. Они говорят, нет, что-то путаешь ты, милок. У Таньки фамилия Колошева.
А он говорит, что была Колошева. Девичья это фамилия. Ну там бабки у виска покрутили, а он побежал на свой этаж. Ключами дверь открыть пытается, а они не подходят. На шорох вышел мужик и начал разборки устраивать.
Типа, кто такой и чего надо. А он говорит, что видит за его плечами Таню. Только вот другая она какая-то, и смотрит на него недобро.
Он за ней кинулся, про детей начал спрашивать. Она в панику, закричала. Ну его за шкирок тот мужик и выкинул. Ментовкой пригрозил. Он еще долго, говорит, сидел с бабками на лавочке во дворе.
Слушал их и не понимал ничего. Они про соседей рассказывают, но как будто про других. Про бабку Машу, которая умерла год назад, семейство Самсоновых или как их там… не помню уже, что развелись они… и все в таком роде. А он думает про себя, что не было такого.
Баба Маша жива, Самсоновы вчера на курорт укатили. Ну и все в таком духе. Посидел еще с ними немного, поспрашивал. Так, говорит, и не понял ничего.
Пошел в гостиницу, снял номер, напился и уснул. На следующий день мозги вроде заработали. Пошел он, спросил зарядку у девочек… ну этих… как их там… на ресепшен… вооот.
Зарядил телефон, а там пропущенных уйма. От каких-то Нади, от Паши и от Вали, и еще от кучи людей. И номера все незнакомые. Да и в записной книжке тоже ничего не понятно.
Открыл фотографии — и там такая же фигня. Какие-то люди, семейные фото. Подумал, что телефон не его. Да только на фотографиях он, как ни крути. Показывал он мне его.
Ну да… он. С женой своей стоит и дети, наверное, тоже его. Да вот только я их не видела никогда… детей, в смысле. Открыл паспорт, начал листать. Ну, говорит, я это — Миронов Геннадий Сергеевич, и дата рождения моя.
Открыл прописку, а там чертовщина. Прописан на Богатырском. Никогда я там, говорит, прописан не был. Всю жизнь в Танькиной квартире на Бела Куна жили… или как там. Дальше листает — женат.
На какой-то Клиновой Надежде Ивановне. И дети в количестве двух штук. Вот как раз Павел и Валентина Мироновы, такого-то и такого года рождения. Генка говорит, что чуть не рехнулся.
Телефон сразу выключил, потому как опять звонить начали. Ушел к себе в номер. Прожил еще недели две, а там менты пришли.
Говорят, что жена ищет. Генка говорит, ну подумал и уже решил, что поедет на этот Богатырский и встретится со своей, так сказать, семьей. Приехал — открывает дверь эта Надя. Вспомнил он ее. Это с ней у него пару раз было, когда от жены гулял, до рождения детей.
Но жениться он на ней уж точно не собирался. По его словам. Эта Надя в слезы и крики.
Где ты был, мол? Мы все здесь на ушах. Ну он постоял, послушал, наплел что-то ей. Там и дети подоспели. Он потом рассказывает, что стоит он в абсолютно чужой квартире, с абсолютно чужими людьми… Жил он с ними тогда около месяца.
Пытался привыкнуть, что ли, ну или что-то вроде того. Пытался осознать жизнь свою… новую. Ну, как-то так.
И все там было по-другому. Вместо работы в метро — фирма своя. Вместо не очень квартирки — хоромы. Пять комнат. Ремонт шикарный.
Вместо «Мазды» — «Мерседес» новенький. Но все чужое. Дети чужие, не его.
Жена чужая. Собака чужая. И рычит постоянно. Жена сказала, что такого раньше не было. Не выдержал он.
Сказал, что развелся. Фирму этому Паше оставил. Сидит на каких-то дивидендах, или как их там… Вот сюда приехал… Говорит, разобраться хочет во всем… Звонил Тане.
Она его знать не знает, решила, что сумасшедший. Да и я не знаю, как мне к нему относиться… Что скажешь, Лен?». Я бы принял его за шизофреника, конечно. Если бы не одно такое «но». Жирное-прежирное.
Та дочка, что Лена (в аварии которая побывала), с другом моим долго встречалась. Она после операции года два здесь жила. Поближе к природе.
В свое время мы всей компашкой зависали в том доме с белой крышей. Звоню другу. Встретились, поговорили.
Между делом спросил про Лену. — Да я не знаю, как она, — ответил тот. И я решил ему рассказать, что услышал от тетки. Друг помолчал, а потом неожиданно спросил: — А как мы с Леной расстались? — Ты меня спрашиваешь? — удивился я. — Нет, ты вспомни, как мы расстались… Я хоть убей, не помню, — ответил друг.
И тут я задумался. А действительно, как они расстались? Они все эти два года почти провстречались. Я же должен был запомнить. Отношения их бурные помню, ссоры помню, помню и примирения.
А вот как расстались… — То ли уехала она и нашла другого, то ли ты сам ее отправил… Не помню. — Вот и я не помню. Ну ладно ты. А я почему не помню? Я же вроде любил ее… Слушай, я ведь ее почти забыл даже.
Да не почти, а забыл. Только ты и напомнил… Хрень какая-то. Пошли-ка, к дяде Гене сходим. Мы заплатили за счет и отправились в тот самый дом с белой крышей.
Но так мы ничего и не добились. Дом закрыт. Наш Геннадий исчез. Может, обратно уехал, может, еще что-то.
Тетка тоже его не нашла. Друг мой просмотрел все свои фотографии, и ни на одной нет Лены. Ну, мы-то ее помним. Очень смутно, но тоже помнят те, с кем она общалась когда-то. Вот что получается?
Что ее не было никогда, так? Что она не рождалась никогда? Меня, если честно, это очень пугает. Есть жизнь, есть смерть.
А что случилось с детьми этого Гены? Почему вместо старых детей каким-то образом «нарисовались» новые? Почему одни помнят одно, другие — другое?
Очень много мыслей в голове, и весьма печальных. И весьма страшных. Может, у кого тоже такое было? Автор: курилка-дурилка
